День триффидов [День триффидов. Куколки. кукушки Мидвича. Кракен пробуждается] - Джон Уиндэм

Двое наших сопровождающих, подтолкнув, поставили нас перед ним. Он внимательно оглядел всех троих. Его глаза заскользили вверх и вниз по стройной фигуре Розалинды с таким выражением, что мне стало не по себе и Розалинде тоже. Затем он еще раз хорошенько окинул меня взглядом и покивал, как будто чем-то очень довольный.

— Помнишь меня? — спросил он.

— Да, — ответил я.

Он перевел взгляд с моего лица на беспорядочное нагромождение хижин и клетушек, потом снова на меня:

— Не очень напоминает Вэкнак.

— Не очень, — согласился я.

Он надолго замолчал, раздумывая, а потом спросил:

— Знаешь, кто я такой?

— По-моему, да. Мне, кажется, рассказывали о вас, — ответил я.

Он вопросительно поднял брови.

— У моего отца был старший брат. До трех или четырех лет он считался нормальным. Но потом его свидетельство о рождении пересмотрели, а самого куда-то забрали.

Он медленно кивнул:

— Не совсем так. Мать очень любила его. Да и нянька была к нему сильно привязана. Поэтому когда пришли его забирать, то на месте его уже не оказалось. Он исчез. Конечно, всю эту историю замяли, сделав вид, что этого никогда и не случалось.

Он снова помолчал и добавил:

— Старший сын. Наследник. Вэкнак должен был стать моим. И стал бы, если бы не это.

Он вытянул перед собой свою длинную руку и какое-то время разглядывал ее. Потом уронил ее вниз и снова посмотрел на меня.

— Ты знаешь, какой длины должна быть человеческая рука?

— Нет, — ответил я.

— И я не знаю. Но кто-то в Риго знает. Какой-то специалист по Истинному Образу. Поэтому никакого Вэкнака, и я должен жить как дикарь среди дикарей. А ты старший сын?

— Я единственный сын, — ответил я. — Был еще младший, но…

— Не дали свидетельства?

Я кивнул.

— Так что ты тоже потерял Вэкнак!

Эта сторона дела меня никогда не волновала. Наверное, я никогда всерьез не рассчитывал унаследовать Вэкнак. Я всегда жил с ощущением опасности, в ожидании, почти уверенности, что когда-нибудь меня обнаружат. Я так свыкся с этим чувством, что не испытывал обиды, которая ожесточила человека-паука. Сейчас же, когда все разрешилось, я был рад, что благополучно убрался оттуда, и сказал ему об этом. Ему это не понравилось. Он сосредоточенно посмотрел на меня и предположил:

— Кишка тонка подраться за свои права?

— Если Вэкнак по праву ваш, то он никак не может быть по праву моим, — указал я. — Но вообще-то я имею в виду, что мне до смерти надоело все время прятаться.

— Но мы здесь живем, прячась, — заметил он.

— Возможно, — ответил я. — Но вы можете быть самими собой. Вы не должны все время притворяться. Вам не надо ежеминутно следить за каждым своим шагом и два раза подумать, прежде чем открыть рот.

Он медленно кивнул:

— Мы слышали о вас. У нас свои пути получения сведений. Одно мне непонятно, почему они с такой яростью гонятся за вами?

— Мы думаем, — объяснил я, — что беспокоим их больше, чем обычные Отклонения, потому что у них нет никакого способа нас распознавать. Я так себе представляю, что они подозревают, будто нас еще много таких необнаруженных. Они хотят захватить нас и заставить все рассказать.

— Да, вам не стоит попадаться им в руки, — сказал он.

Я почувствовал, как вступил в контакт Майкл и что Розалинда начала ему отвечать, но я не мог вести два разговора сразу и предоставил Майкла ей.

— Значит, они лезут за вами прямо в Заросли? Сколько их? — спросил он.

— Точно не знаю, — сказал я, обдумывая, как ответить, чтобы не прогадать.

— Из того, что я о вас слышал, ясно, что у вас есть средства выяснить все, — заметил он.

Я стал соображать, что может он знать о нас и известно ли ему о Майкле, но это казалось весьма маловероятным.

Он слегка прищурился и продолжал:

— Лучше не играй с нами в дурачка, парень. Гонятся ведь они за вами. Это вы навлекаете на нас неприятности. Зачем же нам о вас беспокоиться? Нам проще подкинуть им одного из вас.

Петра схватила его мысль на лету и жутко испугалась:

— Их больше ста человек.

Он задумчиво посмотрел на нее и заметил, кивнув:

— Значит, у вас есть свой человек среди них. Я так и думал, что должен быть. Но посылать сто человек в погоню за вами троими — это чересчур. Слишком много. Кажется, я понимаю… — Он снова повернулся ко мне. — Последнее время ходило много слухов о том, что в Зарослях готовится набег. Так что ли?

— Да, — вынужден был согласиться я.

Он ухмыльнулся:

— Что же, это нам на руку. Впервые они решили взять инициативу в свои руки и напасть на нас, ну и, конечно, заодно схватить вас. Естественно, они пойдут по вашему следу. Как далеко они уже забрались?

Я спросил у Майкла и узнал, что основной отряд находится в нескольких милях позади от той группы, которая стреляла в нас и вспугнула коней-гигантов. Сложность была в том, как в точности объяснить их местоположение человеку передо мной. Он понимал это и, казалось, не очень тревожился по этому поводу:

— Твой отец с ними? — спросил он.

Это был тот самый вопрос, который я старательно избегал задавать Майклу. И сейчас я тоже не стал спрашивать. Я просто помолчал мгновение и ответил: «Нет».

Краем глаза я увидел, как Петра открыла рот, чтобы сказать что-то, и почувствовал, как пресекла ее попытку Розалинда.

— Жаль-жаль, — сказал человек-паук. — Я так давно надеялся, что однажды придет день и мы встретимся с твоим отцом на равных. Из того, что я о нем слышал, мне казалось, что он должен бы быть здесь. Но, может, он не такой уж рьяный поборник Истинного Образа, как об этом рассказывают.

Он продолжал внимательно присматриваться ко мне. Я чувствовал поддержку Розалинды. Она сознавала, почему я не спросил Майкла об отце, и это ее понимание было как пожатие руки.

Но вдруг, совершенно внезапно, человек-паук утратил ко мне интерес и повернулся рассмотреть как следует Розалинду. Она ответила ему таким же буравящим взглядом. Она стояла выпрямившись, с уверенным видом, холодно глядя ему прямо в глаза. Это продолжалось несколько долгих секунд, как вдруг, к моему удивлению, она смутилась. Глаза ее опустились. Она вся вспыхнула. Он слегка улыбнулся. Но он ошибся. Это не была покорность более сильному характеру, победителю. Она испытывала отвращение, ужас, который сломал ее изнутри. Я поймал в ее представлении его образ, чудовищно преувеличенный. Страхи, которые она так хорошо скрывала, прорвались, она была в панике, не как женщина, уступившая силе мужчины, а как ребенок, увидевший чудовище. Петра тоже поймала невольно переданный ею образ, и он так испугал ее, что она вскрикнула.